Кстати, а откуда это «народное прозвище» вообще пошло?
Как выяснилось, сама формулировка «Николай Кровавый» была впервые обнародована при следующих обстоятельствах.
В 1910 году в каторжной тюрьме выпороли двух политзаключённых. Сейчас, когда пытки в тюрьмах – дело совершенно житейское, подобная чувствительность выглядит странно. Но не надо забывать, что Российская Империя была очень гуманной страной. Что её, оbiter dictum, и сгубило.
Далее произошло вот что. Дабы выразит солидарность с выпоротыми студентами, покончил с собой некий Егор Созонов, эсер-террорист[1], убийца Вячеслава Константиновича Плеве. Вообще-то мерзавца должны были повесить. Однако всё та же доброта «царизма» и здесь сыграла скверную роль: вместо повешения убийцу отправили на каторгу. Сначала бессрочную, но после амнистии 1905 года её ограничили. В момент самоубийства ему оставалось два месяца до выхода на волю.
Поводом к самоубийству, как уже было сказано, была порка двух студентов, Петрова и Соломянского. Дабы обратить внимание общественного мнения на этот ужас, Созонов, по официальному заключению, «принял яд» [2]. Вообще-то для привлечения внимания достаточно было и голодовки, общество было тогда чувствительным. Судя по всему, Созонов был либо не вполне в себе, либо ему помогли совершить подвиг революционные товарищи. Я бы предположил сначала второе – революционеры были людьми удивительно мерзкими, и убить своего товарища «ради Дела» для них было вполне нормальным ходом. Тем более – яд… Впрочем, и это - оbiter dictum.
Теперь следите за руками. Порка студентов и самоубийство (в кавычках или без) Созонова в Петербурге и Москве начались очередные студенческие волнения. Как организовывались эти волнения – понятно: в университетах заправляли уголовники и разгулянная революционная сволота, которая, по тогдашнему выражению, «коноводила» (то есть дурачками-студентами управляла как хотела).
Государство запретило газетам писать о волнениях. Это вызвало неудовольствие господ газетчиков, но ещё более – левых. Третьего декабря 1910 года социал-демократическая фракция Государственной Думы (то есть большевички) подала запрос «относительно запрещения печати оглашать сведения о происходящих в Петербурге событиях в высших учебных заведениях».
Поначалу дискуссия шла по накатанной схеме – левые «обличали страшное самодержавие», правые говорили, что нехрен разгуливать сволоту. И вдруг крайне правый депутат Пуришкевич выступил с речью, в которой потребовал открытого обсуждения в прессе студенческих волнений.
Высказался он в следующих энергических выражениях:
«В стенах университета почтили память многоуважаемого товарища Созонова и говорили, что на смерти его должны воспитываться молодые студенческие поколения. И не говорил ли товарищ Борис, что пора покончить с сатрапами кровавого Николая Второго. Вот это и есть то величайшее зло и то безобразие, которое должно быть вскрыто. И только после этих безобразий, только после того, как было произведено оскорбление Величества, в стены университета была введена полиция, которая разогнала собравшуюся там шваль, позволявшую себе оскорблять священное имя.»
Итак, Пуришкевич процитировал фразу Бориса Созонова, где упоминался «кровавый Николай». Из-за чего газеты, перепечатавшие его речь, изъяли из продажи. Разумеется, всё приличное общество тут же было осведомлено, что изъятие произошло из-за выражения «кровавый Николай».
Выражаясь современным языком, «через Пуришкевича ВБРОСИЛИ МЕМ». А точнее – вбросил его сам Пуришкевич. Разумеется, вполне сознательно.
https://www.apn.ru/index.php?newsid=37437
Update
Пропаганда СССР не пользовалась школьными учебниками для продвижения мема "Николай Кровавый"